Новости

Чиновники не хотят признавать свои ошибки, а страдают пациенты.

В последнее время все чаще и врачи, и пациенты говорят о том, что с рынка стали уходить наиболее эффективные современные лекарства.

О причинах этого в беседе с корреспондентом "РГ" рассуждает научный руководитель Национального НИИ общественного здоровья им. Семашко, академик РАН Рамил Хабриев.

Рамил Усманович, так почему, на ваш взгляд, пропадают лекарства?

Рамил Хабриев: Причина, мне кажется, в несовершенной регуляторике. Начинается все с регистрации. Хотя заявляется, что у нас чуть ли не самые либеральные сроки рассмотрения заявок на регистрацию новых лекарств, всегда есть возможность завернуть их, приостановить процесс, выдвинуть дополнительные требования и т.д. Я предполагаю, что на один зарегистрированный препарат бывает 5-6 отказов или задержек регистрации, но, к сожалению, эти данные не обнародуются.

А, может быть, зарубежным фармкомпаниям просто стал неинтересен наш рынок?

Рамил Хабриев: Возможно, свою роль играют и преференции отечественным производителям лекарств. Общаясь с фармацевтическими ассоциациями, представителями разных компаний, я никогда не слышал, что им наш рынок стал неинтересен. Часто говорят о том, что просто устали бороться с бесконечными препятствиями, с постоянно меняющимися требованиями и правилами.

Но стали уходить с рынка и те препараты, что уже были зарегистрированы. Это почему?

Рамил Хабриев: Наша регуляторика и в целом не является стимулирующей для прихода на рынок и расширения объемов поставок. А если объем потребления препарата снижается, компания, конечно, начинает думать о своих перспективах. К тому же гораздо чаще сейчас начали возникать ситуации, в которых видна, простите, "дурость" со стороны регуляторов - по-другому это назвать нельзя. Вдруг выясняется, что нет остро необходимого препарата - всей страной начинаем носиться, президент вмешивается, глава правительства закупает, куда это годится? Это и говорит о провале в регуляторике.

Что, по-вашему, нужно сделать, какие подходы изменить, чтобы упорядочить эти вопросы?

Рамил Хабриев: Сейчас в рамках работы по регуляторной гильотине, возможно, что-то изменится. Принято решение в рабочие группы включить не только представителей ФОИВов, которым сложно "урезать" себя. Половину группы будут составлять независимые эксперты - представители пациентских организаций, профессиональных объединений и т.п.

Наша регуляторика и в целом не является стимулирующей для прихода на рынок и расширения объемов поставок

Я думаю, что открытое обсуждение этих проблем должно выявить все избыточные требования и функции. И учесть опыт лучших регуляторик. Например, Китая, который открыл свой рынок для обеспечения пациентов новыми эффективными лекарствами. И наш минздрав мог бы снять, к примеру, требование об обязательном проведении локальных клинических исследований (КИ) препаратов, которые зарегистрированы в Европе, США, Японии. Чиновники говорят: пусть тогда в ответ Европа тоже признает результаты наших КИ. Но ведь тут возможен такой путь: сначала ты снимаешь избыточные требования, тогда в ответ смягчают требования и к тебе. А что происходит сейчас? Из-за этих требований у нас новейшие онкологические препараты до пациентов доходят примерно на 4 года позже, чем в США, и на 3 года позже, чем в Европе. Сколько людей за это время не получают высокоэффективное лечение?

А как скажется на рынке такая мера, как принудительное лицензирование, которое собирается ввести Госдума по настоянию ФАС?

Рамил Хабриев: Когда-то этим механизмом воспользовались в Индии, но у них ситуация была понятна: заболеваемость ВИЧ была высокая, а доступных лекарств в стране не было. Надо ли ее перекладывать на нашу ситуацию, когда совершенно не исчерпаны явные недочеты регулирования? Сначала их надо бы исправить. Думаю, что какой-то разовый эффект эта мера может дать, но в долгосрочном периоде имидж рынка, имидж страны сильно пострадает, причем невосполнимо. Много лет потребуется, чтобы его восстановить. Попробуйте сначала взвесить эти потери и потом принимайте решение.

Наиболее острая ситуация сложилась с производством биопрепаратов. Некоторые наши биосимиляры вполне удались, говорят эксперты. К другим остаются вопросы. Как вы полагаете, здесь тоже играет свою роль регуляторика, или пока нашим производителям не хватает компетенций?

Рамил Хабриев: Не могу дать однозначного ответа. Сказал бы так: давайте не будем шельмовать наши препараты в целом, а разбираться в каждом конкретном случае. Мы со своей стороны готовы участвовать в этом. Разработаны цифровые платформы, на базе которых можно провести масштабные пострегистрационые наблюдательные исследования. Часто говорят, что это одна из форм продвижения препарата, поскольку они жестко не регулируются, и вроде бы исследователь в них может немного "поиграть" с полученными данными - это дело лишь его совести. Предлагаемая нами платформа позволит сделать эти исследования абсолютно прозрачными и существенно расширить число их участников. Например, вы решили провести наблюдательные исследования препарата при каком-то заболевании. И предлагаете всем, кто с ним работает, зарегистрироваться на единой платформе и выложить туда свои данные. Платформа обеспечена программами, которые их проанализируют. Такие исследования будут на порядок дешевле, чем традиционные, которые проводятся по заказу компаний. И дадут возможность получить объективнее данные - здесь результаты не подтасуешь.

А сегодня процедура признания взаимозаменяемости позволяет получить объективные данные?

Рамил Хабриев: Чтобы признать препараты взаимозаменяемыми, также требуются более масштабные и объективные данные, а не заключение какого-то одного эксперта или одного учреждения.

Со следующего года депутаты предлагают ввести элементы лекарственного возмещения. Может ли это сказаться на ситуации с доступностью препаратов?

Рамил Хабриев: Налоговый вычет на средства, потраченные на лечение, у нас и так уже есть. Но он мало работает - это довольно сложная процедура, получить вычет можно лишь по истечении года. А многим просто не хватает средств на лекарства, и ждать целый год, чтобы вернуть 13 процентов от потраченной суммы, они не могут. Эти инициативы хороши, но гораздо важнее переходить на программы возмещения в момент приобретения лекарств, а не ждать целый год, чтобы получить его. Ведь эти модели были заложены в Стратегию лекарственного возмещения, разработанную еще в 2015 году. Сейчас есть поручение президента к середине следующего года представить свои предложения по этим программам. Мы вместе с минздравом хотим провести такие пилотные проекты в 5-6 регионах. Тем более что принято решение о выделении субъектам дополнительных средств в размере 10,5 миллиарда рублей на лекарственное обеспечение лиц, перенесших острые сердечно-сосудистые заболевания. Есть неплохой опыт Кировской области. Но надо посмотреть и другие модели, чтобы получить более широкую и объективную картину.

В Кировской области этот эксперимент идет уже несколько лет. Какие результаты он показывает?

Рамил Хабриев: Тенденцию мы уже видим - это работает. К примеру, у тех, кто получает препараты бесплатно при амбулаторном лечении, значительно сократились экстренные вызовы "скорой помощи" и ряд других показателей.

Но важно, чтобы его оценки были получены не самим регионом и не в системе Минздрава России. Мы обязались провести внешнюю оценку.

Во многих странах все эти проблемы уже давно решены, даже Китай принял комплекс мер, чтобы улучшить доступность эффективных лекарств для людей. Почему мы каждый раз "изобретаем велосипед"?

Рамил Хабриев: Мне кажется, основная беда - это боязнь чиновников получать шишки, отсюда и нежелание признавать свои ошибки, и стремление рапортовать только в позитивном ключе. То ли у них отбили готовность идти на риски, принимать ответственность, то ли уже сформировался тип управленцев, которые ни за что не отвечают. Но шишки-то все равно сыплются, и люди недовольны. А главные судьи нашей работы - именно они, а не вышестоящие начальники.

Деятельность госорганов не согласована между собой.

Чтобы прогнозировать потребность населения страны в лекарствах, прежде всего необходима некая картинка желательного будущего, ее основные характеристики - перечень препаратов, цены, система организации доступа к ним.

А также иметь представление о том, что будет происходить с заболеваемостью населения в соответствии с множеством факторов, которые на это влияют. Насколько наши планы по импортозамещению препаратов всему этому соответствуют?

Могу сказать точно - не соответствуют, потому что программа импортозамещения изначально была ориентирована не на закрытие проблемных зон российского здравоохранения, а совершенно на другие цели. Во-первых, на то, чтобы просто заместить импортные препараты из перечня ЖНВЛП российскими копиями, выгнать "чужаков" там, где у них уже исчезла патентная защита. И хотя мы заявляли своей целью инновационное развитие фармотрасли, на деле пожертвовали технологическим прорывом в пользу "догоняющего" развития, наращивая выпуск устаревших препаратов-копий. Да, у нас есть очень удачные примеры импортозамещения. Но сколько на это было потрачено государственных средств и какие планы озвучивали? К 2018 году Минпромторг России планировал зарегистрировать 69 инновационных препаратов. Зарегистрировано 27.

У нас на рынке происходит то, что можно назвать "идеальным штормом регулирования". Разные ведомства, ориентированные на регулирование рынка, выполняют свои функции, и даже хорошо выполняют. Но их активность не согласована между собой, а порой противоречива в силу разных целевых показателей эффективности их работы - в результате образовалась система избыточного регулирования.

Для регистрации дженериков сильно упростили систему их допуска и проверки, которая должна была показать их терапевтическую эквивалентность. В ряде случаев она не позволяет удостовериться в том, что этот препарат абсолютно идентичен оригинальному. Да и оригинального в законодательстве нет, вместо него референтный, который не всегда оригинальный, а тот же дженерик. В итоге зачастую сравниваем дженерик с дженериком при регистрации. Новые правила GMP и подходы к инспектированию привели к тому, что в ряде случаев появились удачные препараты, но в ряде других случаев и такие, чья эффективность вызывает сомнения, и в первую очередь у больных.

В результате на рынке вместо лекарств, которые закрывали потребности больных, стали появляться российские аналоги, которые производят в условиях тепличных, поскольку раз уж мы вложили деньги в их производство, то дальше должны защищать их присутствие на рынке. Поэтому ввели правило "третий лишний", которое не допускает на рынок оригинальные препараты, проверенные, в том числе и по жестким международным стандартам.

К этому добавилась инициатива ФАС по взаимозаменяемости. Это очень спорная концепция в предлагаемом варианте. В результате закупают препараты, заместившие проверенные продукты, и возникает масса проблем с их применением.

Это первая причина ухода с рынка оригинальных и доказавших свою эффективность препаратов. Какой смысл им оставаться на рынке, если их перестали закупать? В первую очередь это касается дорогостоящих лекарств, которыми лечат тяжелые заболевания. Закрыв им дорогу к рынку, мы не создали систему защиты интересов пациента. Плюс правила госзакупок, из-за которых даже сохраняющиеся на рынке препараты недоступны для пациента. Плюс идея о принудительном лицензировании, которая является высоким барьером для прихода к нам оригинальных и эффективных препаратов. А наши пациенты о них хорошо знают, поскольку сегодня мир глобален, информация доступна. Это еще один элемент напряжения. И даже наши перспективные инновационные разработки с трудом выходят на рынок из-за сложной процедуры регистрации.

Еще одна причина - слишком усложненная система фармаконадзора. Пациент, у которого возникли побочные реакции на препарат, вынужден несколько раз дожидаться их повторения, что само по себе возмутительно, ради того, чтобы в Росздравнадзоре задумались о том, является ли достоверной причинно-следственная связь между приемом препарата и реакцией, и что закупка этого препарата для него нежелательна. Естественно, родителям ребенка или самому больному проще отказаться от неподходящего препарата самостоятельно. Так появляется вторичная продажа - пациент вынужден за свои деньги купить другой препарат, который работает или на котором он находится в ремиссии без стрессов переключения.

Но важнейшей причиной ухода лекарств является цена. Нормативный документ по начальной максимальной цене контракта, подготовленный Минздравом России совместно с ФАС, серьезно изменил ситуацию на рынке. Цены устанавливаются без учета многих факторов, которые на них влияют. В результате лекарства закупают по минимальной цене. Мало того, начальная максимальная цена контракта предполагает ее снижение от тендера к тендеру. В результате тендеры доходят вообще до абсурдных цен ниже себестоимости. Конечно же, лекарства будут исчезать.

Есть и еще одна причина, изначально свойственная неправильной ценовой политике. Минпромторг России установил в программе "Фарма-2020" такой целевой показатель, как доля российских препаратов на рынке в денежном выражении. Получается, что министерству выгодно наращивать цену продукции фармотрасли. Именно этим вызваны предложения по протекционистским мерам с дикими процентами преференций для российского производителя. И здесь есть только два варианта участия в тендерах: либо ты снижаешь цену за счет собственных прибылей, либо вынужден уходить с рынка.

Вообще подход к формированию цены лекарств от их себестоимости мне кажется очень сомнительным. Потому что чем менее оптимально организовано производство, чем больше операционные затраты, тем производителю выгоднее. Себестоимость "надуть" всегда можно, включив в нее неоптимальную операционную деятельность. В этом случае инспекторат и тем более маркировка - это объективные затраты. И на них повлиять производитель не может. Мне кажется это очень серьезным пробелом всей программы.

Мало того, когда мы снижаем маржинальность производителя и при этом не гарантируем ему закупку, даже если он пошел на локализацию, ситуация становится трагической. Компания в начале года производит партию препаратов, а ее у него не закупили. Что ему делать? Он пускает ее под нож. Но цена этих ликвидированных таблеток тоже будет закладываться в цену следующей партии. Это отраслевой или страновой риск, если в стране неудачная лекарственная политика.

В результате получается, что мы одной рукой делаем все, чтобы накачать цену российских препаратов, а другой - предпринимаем все, чтобы снизить маржинальность импортных. И при этом вводим начальную максимальную цену контракта, которая вообще уничтожает любую мотивацию оставаться на нашем рынке. Но уход лекарств с рынка, в том числе инновационной продукции, сказывается на главном субъекте этой системы лекарственного обеспечения - на пациенте.

Как выстроена наша система обеспечения доступности препаратов? За каждый из ее аспектов сегодня отвечают разные регуляторы. Каждое министерство работает, наверное, хорошо, выполняя свои собственные KPI. Вопрос в том, насколько это соответствует достижению главной цели - оздоровлению населения и его лекарственной безопасности. Ответ, по-моему, очевиден. Совершенно ясно, что без структуры, которая будет отвечать за "костюмчик в целом", доступность лучших лекарств для наших пациентов не увеличится. Всех всколыхнула история, когда правительство в ручном режиме решает проблему "Фризиума", но это не решает массу других похожих проблем.

То, что сейчас из обращения выходят препараты, в том числе доказавшие свою эффективность, только из-за того, что неэффективна система регулирования их обращения, представляется просто возмутительным.

Почему я начала с картинки желательного будущего? Потому что минздрав должен иметь ее перед собой, прогнозируя заболеваемость и то, какие лекарства потребуются для пациентов сегодня, завтра и даже послезавтра. Определить, имеется ли для их разработки и производства база, или их нужно разрабатывать на венчурной основе. Не вкладывать туда государственные деньги, чтобы потом не платить дважды за протекционизм, если это не конкурентоспособные препараты. Идти туда, где у нас есть конкурентное преимущество, а оно у нас есть. Тогда мы могли бы и обеспечить своих пациентов всем необходимым, и занять на глобальном фармацевтическом рынке свое место. Но для этого не нужно решать свои задачи за счет пациентов.

Текст: Лариса Попович (директор Института экономики здравоохранения НИУ "Высшая школа экономики")

Дума поддерживает введение первого этапа лекарственного возмещения.

В этом году принято несколько законопроектов, касающихся организации здравоохранения и лекарственного обеспечения, а также ряд поправок в действующие законы. Депутаты завершают работу еще над несколькими законодательными актами в этой сфере.

О том, почему они потребовались и какие изменения ждут лекарственный рынок, "РГ" рассказал член Комитета Госдумы по охране здоровья Александр Петров.

Александр Петрович, почему вопросы лекарственного обеспечения были в центре внимания Думы в этом году?

Александр Петров: В Госдуме мы вместе с правительством уже не раз обсуждали, какой должна быть система лекарственного обеспечения российских граждан. У нас тут есть большие проблемы. Когда мы законодательно ввели возможность монетизации льготы на обеспечение лекарствами за счет бюджета, из 15 миллионов льготников в системе осталось лишь около трех. 80 процентов отказались от льготы. Что это означает? Что закон не работает, а из 120 миллиардов, выделяемых на эти цели, 96 вообще выведены из сферы лекарственного обеспечения. А для страны это огромные деньги. Несмотря на то, что мы увеличиваем финансирование на эти цели каждый год, сложилось понимание, что существующая система лекарственного обеспечения не работает. И что необходимо создавать государственную систему лекарственной безопасности - бесперебойное, постоянное обеспечение качественными лекарствами всех, кто в них нуждается. Эта тема стала одной из самых злободневных. Она очень резко воспринимается населением, возникают то тут, то там социальные протесты. Необходимо вводить лекарственное возмещение для каждого имеющего медицинский полис гражданина. То есть, чтобы государство компенсировало затраты на лекарства, если их назначил врач, и пациент по рецепту приобрел их в аптеке. Причем речь идет об амбулаторном лечении - а это самая большая группа населения и самая неотработанная система.

А в чем заключаются ваши предложения?

Александр Петров: Мы пришли к мнению, что необходим целый пакет новых законодательных инициатив. Это закон о вводе лекарств в гражданский оборот, изменения в закон о государственных закупках, закон о минимальной цене контракта, в котором будет использован подход, отличающийся от того, что принят сейчас. Уже два года мы работаем над законом о дистанционной доставке препаратов, который необходим, особенно жителям удаленных населенных пунктов. Сейчас по факту существует "серый" рынок, можно удаленно купить даже рецептурный препарат. Мы предлагаем разрешить дистанционную торговлю поэтапно: с 1 июля 2020 года - безрецептурные препараты, а с 1 января 2022 года - рецептурные. Мы приняли закон об электронных рецептах, потому что без цифрового контура невозможно упорядочить федеральные реестры и регистр пациентов, невозможно отследить потребность в лекарствах. А у нас нет совместимости региональных и федеральных баз данных. Фактически в здравоохранении нет вертикали власти. Мы должны это все отладить, привести в единую систему. Я назвал не все законы, которые необходимы для наведения порядка в лекарственном обеспечении. Но по этой тематике никогда раньше такого количества принимаемых законов не было. Мы работаем в непрерывном режиме.

Несмотря на то, что финансирование лекарственного обеспечения увеличивается каждый год, сложилось понимание, что эта система не работает

Сейчас рынок в ожидании введения обязательной маркировки всех препаратов с 1 января 2019 года. Видят ли депутаты какие-то риски?

Александр Петров: Закон о маркировке лекарств - это не просто контроль обращения препаратов, это очень важная часть системы лекарственного обеспечения. Тут есть связка: электронный рецепт - пациент - денежная компенсация. Электронный рецепт - это фактически задание на покупку лекарства. По рецепту выдали препарат, в системе выбытия упаковка отметилась, что ее получил конкретный пациент. И дальше он может пойти в налоговую инспекцию и получить налоговый вычет на компенсацию своих затрат. Как это будет работать? Гражданин или его родные заболели. Они должны будут сходить к доктору, получить рецепт на покупку лекарства, купить его, сохранить чек. А в конце года сложить все рецепты и чеки, пойти в налоговую инспекцию или в МФЦ, полчаса потратить на то, чтобы оформить заявление. Каждый работающий имеет право возместить за купленные по рецепту лекарства для себя, для супруги (супруга), родителей и детей сумму в пределах 15 тысяч 600 рублей в год.

На лечение в течение года сумма небольшая, согласны?

Александр Петров: Согласен. Но если в семье двое работающих, это уже 31 тысяча 200 рублей. Важно, что в бюджете заложили на это средства. И в целом в федеральный бюджет мы внесли массу изменений. Например, закупку орфанных препаратов постепенно переводим с регионального на федеральный уровень. В программе "Высокозатратные нозологии" было 7 заболеваний, в прошлом году перевели на федеральный уровень еще 5, теперь переводим еще два. Это гигантские деньги для регионов. Но это еще не все. Впервые принято решение, что те, кто перенес инсульты, инфаркты и другие тяжелые сердечно-сосудистые заболевания, будут получать бесплатно препараты-кардиопротекторы. На эти цели из федерального бюджета будет выделено 10 миллиардов рублей. Мы надеемся, что это значимо увеличит продолжительность жизни. Это, по сути, новая категория пациентов, которая будет обеспечиваться лечением за счет бюджета. На улучшение лекарственного обеспечения будут в течение трех лет выделяться и межбюджетные трансферты - по 17 миллиардов рублей в год дополнительно. 37 миллиардов рублей добавляем по субвенциям с увеличением на пять процентов каждый год - также на три года вперед. Плюс по программе "Онкология" увеличено финансирование на порядок. В целом финансирование здравоохранения увеличится на треть. Такого не было в истории России никогда. Но без этого нам не выйти на целевые показатели продолжительности и качества жизни.

Если даже один производитель, которого некем заменить, не сможет промаркировать свои препараты и остановит производство, то люди останутся без лекарств

Правительство должно было 1 ноября предоставить Думе отчет о пилотном эксперименте по маркировке. Что он показал?

Александр Петров: Эксперимент по маркировке закончится 31 декабря 2019 года, его результаты будут видны в феврале. Пока правительство не предоставило депутатам промежуточный отчет, как полагалось, к 1 ноября. Но когда мы принимали закон, была одна ситуация. Потом появились подзаконные акты, некоторые положения закона они фактически изменили. Конечно, у нас есть вопросы к правительству, решаем их в оперативном порядке. Но мы видим риски и считаем, что нужен адаптационный период для отладки всех моментов. Потому что если даже один производитель, которого некем заменить, не сможет промаркировать свои препараты и остановит производство, то люди останутся без лекарств. Мы предполагаем, что нужен адаптационный период с 1 января по 1 июля 2020 года. И такое изменение в законопроект хотим внести. Предполагаем, что и российские, и зарубежные производители должны выйти на сплошную маркировку с 1 июля 2020 года. Но препараты, которые выпущены раньше этой даты, будут в обороте до конца своего срока годности. Поэтому переходный период у нас будет примерно лет пять. Пока есть вопросы и по самой системе маркировки.

С чем они связаны?

Александр Петров: Российская Федерация первой в мире будет использовать маркировку с криптозащитой. Подделать такие коды никому не удастся - это слишком дорого. Примерно будут совершаться около 14 миллиардов операций в год. Мы уже видим, что компьютерная система выдерживает эту нагрузку, поскольку уже идет маркировка по другим категориям товаров. Вы знаете, что вопрос возникал к количеству криптознаков в коде маркировки. Нам удалось договориться, что вместо 88 криптознаков код будет содержать 44. Но мы не можем получить ответ, почему на табак полагается четыре криптознака, а на упаковку лекарств за 20 рублей - 44?

Члены партии "Единая Россия" проверили готовность около трех тысяч аптек, в том числе больничных. Оказалось, она невысока. Пример: приборы для учета выбытия упаковок они получат бесплатно. Но не все понимают, что с ними надо делать. Или такой вопрос: прибор выбытия сломался, а он один в большой больнице - что делать? Есть вопросы к интернету, когда прибор выбытия сработал, но ответной реакции системы приходится ждать несколько минут. Как это скажется на работе больницы, где надо ежедневно выдать сотни, если не тысячи, упаковок лекарств? Сколько человек будет этим занято? Есть вопросы и со стороны компаний-производителей: у них из-за маркировки ухудшились показатели производительности линий, увеличился процент брака. Мы об этом знаем и тоже обеспокоены. Вопросов больше пока, чем ответов. Но маркировка точно нужна, она решает множество проблем в системе лекарственного обеспечения.

Почему один код для маркировки сигарет стоит столько же, сколько для упаковки препарата? Лекарство лечит, табак калечит - а плата одинаковая

Парламентские слушания по этой теме были вызваны именно обеспокоенностью депутатов?

Александр Петров: В рамках парламентского контроля мы увидели, что готовность системы очень низкая. Поэтому приняли решение о переходном периоде. Но система даст людям уверенность: каждый сможет лично проверить любую упаковку со своего смартфона или в аптеке. Мы точно вышибем с рынка весь фальсификат, решим проблему препаратов контрафактных, которые прежде списывались в больницах и продавались. У нас есть сотни фактов, что в больницах воруют лекарства, возбуждено уголовных дел на полмиллиарда рублей... Мы уже в ходе эксперимента начали вылавливать таких медиков, появились уголовные дела. Но из-за маркировки этот вид преступления просто прекратится. Мы понимаем, что не все запустятся с 1 января. При правительстве создали специальную группу, которая будет заниматься мониторингом: если где-то возникнет сбой, будут в ручном режиме поправлять. Но у нас нет вариантов, систему нужно запускать. А наша задача - осуществлять депутатский контроль.

На слушаниях также шла речь о создании единого справочника-каталога лекарств. Какую проблему увидели депутаты?

Александр Петров: Количество технических ошибок в справочнике-каталоге, который сейчас ведет Минздрав России совместно с ФАС, сыграло свою трагическую роль в том, что многие аукционы по госзакупкам в этом году не состоялись. Мы обратили внимание правительства на то, что в 2020 году подобное недопустимо.

Всех волнует вопрос: не вызовет ли введение маркировки рост цен на лекарства?

Александр Петров: Нас он тоже волнует. Как и такой - почему только лекарства стоимостью до 20 рублей получат коды бесплатно? На лекарство стоимостью 25 рублей уже заплатишь за код 50 копеек. И на шубу за миллион рублей - те же 50 копеек. Или почему код на табак стоит так же, как на лекарство? Лекарство лечит, табак калечит - а плата одинаковая. Мы рассматриваем вопрос: может быть, имеет смысл освободить от уплаты за код и препараты до 50 или даже 100 рублей за упаковку? Нужно провести новые расчеты. Конечно, маркировка - это дополнительный толчок к росту цен. И не на 50 копеек. Все умалчивают, что будет еще и НДС на маркировку.

Какие еще проблемы в лекарственном обеспечении намерены решить депутаты?

Александр Петров: Будем разбираться с качеством лекарств. Работаем над изменениями в порядке регистрации препаратов, уже есть наметки. Действует рабочая группа по совершенствованию госзакупок. Будем вносить изменения в регулирование работы аптек. Но еще раз - все эти законы должны быть связаны в единую государственную систему лекарственной безопасности. И мы движемся в этом направлении.